Роман "Белка", вышедший в свет в "застойном" 1984 году, очень быстро стал культовым. Для многих книга стала настоящим откровением: роман в жанре магического реализма (прикинувшийся для советской цензуры "романом-сказкой") не о далекой Латинской Америке, а о Москве, русской деревне, близких нам животных, глубоко и неожиданно повествующий о философских вопросах, которые волнуют думающего человека... Эта великолепная книга о борьбе людей и зверей, света и тьмы, творчестве и любви давно не появлялась на книжных полках.
Настало время возвращения к читателям.
Проза Анатолия Кима, существующая, как и сам автор, на стыке двух культур, буддизма и христианства, вызывает самые возвышенные переживания. Киму каким-то образом удается писать вещи высокодуховные и пафосные (в хорошем смысле этого слова).
«Чтобы возлюбить подобную живопись, - пишет он о творчестве одного из героев романа, Мити Акутина, - «необходимо быть смиренным и терпеливым, скромным и одновременно мощным - обладать даром простоты при сложнейшем и тонком душевном устройстве».
Роман-сказка «Белка» необычно написан. В некоторых рецензиях его называют авангардной формой полифонической прозы. Основной прием - повествование от разных лиц, переход «точки видения» без каких-либо структурных разделений: один абзац – от лица белки, другой - от Мити Акунина. Поток нескольких сознаний (в том числе автора), которые мысленно перекидывают повествование друг другу, как мяч. Это создает ощущение тотального проникновения во внутренний мир героев, населяющих роман. Сначала это слегка затрудняет чтение, но после того, как начинаешь разбираться, от какого лица идет рассказ в данный момент, появляется то наслаждение, которое возникает от понимания мотивации поступка, мысли, переживания персонажа, как своего.
Роман «Белка» - это аллегория человеческой жестокости и глупости. Человечество состоит из оборотней и настоящих людей. Только оборотни – это не существа со сверхпособностями, а животные, которые переродились в человеческом теле, сохранив звериные повадки. Ими движет животный страх и неистребимый голод. «Боязнь пустоты во чреве - вот чему мы обязаны бешеной энергии и замечательной предприимчивости этих существ, внешне почти не отличимых от людей, и последние часто с охотою подчиняются первым, считая их в высшей степени серьезную желудочную озабоченность за проявление служебного рвения или административных талантов». Но среди этих недолюдей изредка встречаются люди истинные. «Словно зачарованные дети, - обращается к ним человек-белка, - бродите вы среди волчьих битв и обезьяньих войн этого коварного мира, задрав голову к небу и считая звездочки».
Несмотря на грустный финал (потому что жизнь в конце, это, в общем-то, умирание), роман каким-то чудесным образом оставляет светлое и жизнеутверждающее впечатление.
«Оно заключается не в том, что каждый из нашего великого сонма длил бы свое унылое и бессмысленное существование без конца, а в том, что, благодаря перевоплощениям белки, безвестное маленькое "я" каждого из нас перешло в МЫ, соединившись в сей миг с великим множеством других "я", - и в каких бы разных веках и эпохах ни были рассеяны МЫ, миг нашего перехода в бессмертное состояние всегда будет длиться в настоящем времени».
Местонахождение: ЦБ: аб, Территория PROчтения; ф5, 2; ЦПИ "Библиотека Крашениникова"
